Как спасали заброшенного старика в заброшенном доме — репортаж из Балея

Балейские волонтёры нашли пожилого человека с обездвиженными конечностями в заброшке 22 апреля. По словам соседки, которая первой попыталась ему помочь, в местной ЦРБ мужчину отказались госпитализировать. Он пролежал в антисанитарных условиях около месяца. Когда наставница волонтёров Дарья Маркина узнала о лежачем пенсионере, она сообщила об этом СМИ. Через два дня мужчину забрали в больницу с предварительно диагностированным инсультом.

Процесс превращения из обычного дедушки в дедушку асоциального

Волонтёры, которые спасали больного старика, учатся в Балейском филиале Читинского медколледжа. Он находится в центре города. До заброшенного дома на улице 3-я Почтовая отсюда меньше 10 минут езды.

Дарья Маркина — воспитатель в колледже. Она курирует волонтёрский отряд.

— Здравствуйте, проходите. Сейчас ещё девочки придут, самые старшие у нас.

Дарья сидит за преподавательским столом в небольшом кабинете. Заходят Настя, Таня и Алёна, студентки разных курсов. Когда дедушку нашли, воспитатель отправила их его навестить, как самых взрослых. Вместе с девочками был Паша, он тоже в отряде.

— Фотосессия будет?

— Поедем к дедушке в избушку и там красивенько сфотаемся.

На фото справа Настя и Паша. Настя — руководитель отряда. У Паши есть своя машина. На ней студенты обычно ездят к людям, которым нужна помощь.

Дарья:

— Эта женщина [соседка] написала в «Одноклассниках»: «Помогите, что мне делать». Я к ней пыталась зайти, профиль закрыт. Я прямо в обсуждениях написала свой номер, она тут же со мной связалась, обрисовала ситуацию, я — ребятам, и они туда уже отправились.

Настя:

— Мы даже не поняли сначала, куда ехать, дом в чрезвычайно аварийном состоянии. Там нет забора, окна заклеены плёнкой, печного отопления нет. Он разговаривал, поздоровался, был в хорошем настроении. Мы его спросили, что с ногами. Он сказал — отказали. Рассказал, что у него сгорел дом.

[— Он был голодный?]

— Нет, там тарелочка стояла.

Николай Петрович Лунёв жил в доме два года. Его соседка забила тревогу, когда поняла, что мужчина перестал выходить. Пенсию свою до того, как отказали ноги, он забирал сам — со сберкнижки. Жил в доме с другом. Друг умер, и Николай Петрович остался в развалине один. К нему приходили местные алкоголики, сам он тоже выпивал.

Перед тем как оказаться в заброшенном доме, Лунёв жил в интернате для престарелых. Он выписался оттуда по собственному желанию.

Паша:

— Он говорил, что его приютили в доме. Просто он здесь спит, ест. «Я здесь не живу, я выживаю» — это его слова. «Что принесут, тем и питаюсь».

Лунёв лежал в антисанитарных условиях. Его нужно было срочно вывозить.

[— Что вы делали дальше?]

Настя:

— Мы предположили, что он после инсульта, у него отнимается одна сторона, но мы не можем поставить диагноз. Сфотографировали всё и пошли к Дарье Владимировне.

Дарья:

— Мы — члены Союза добровольцев России и работаем с НКО «Забота рядом». Я позвонила знакомым в ЦРБ, собес — что делать? Человек не нужен ни тем, ни другим. Я связалась с Кристиной Рахмановой (главой союза добровольцев), скинула [ей] фотографии. Она говорит: «Давай выходить на журналистов». Это мгновенно произошло — сразу подключились краевой минздрав, соцзащита.

Хотя изначально они [местные службы] говорили — у нас нет спецтехники. Изначально были даже разговоры: «Ну что, волонтёры, брали бы его да везли». Это непрофессионализм. Если человек действительно после инсульта? Они же не могут взять его на руки, мы же не медики.

Соседка рассказала Даше, что пенсионер обезножил с начала апреля.

Дарья:

— Она ему вызывала скорую. [Они сказали,] показаний к госпитализации нет. Она вызывала службу собеса, и даже прокуратура там была, и участковый. «Вот у нас транспорта нет, позвоните в ЦРБ, вот нас не устраивает экспресс-тест на ковид, нужен ПЦР». Бюрократические проволочки. Шумиха поднялась, буквально за два дня вопрос решился.

Здесь… Дом престарелых наш, у него два больших отделения. ПНИ и «Милосердие», у них есть провизорские палаты, карантинная зона, фельдшера. По идее, они могли его забрать, он также отлежал бы там карантин и остался внутри этой службы.

Мужчину госпитализировали в больницу в понедельник 25 апреля. Около двух недель он будет находиться в инфекционном отделении на карантине. Заместитель главного врача ЦРБ Денис Драгунский говорит, что Лунёв был у них два раза до этого случая.

— Мы его уже дважды оформляли. Он сбегал оба раза. [Сейчас] у него преходящее нарушение мозгового кровообращения. Инсульт, предварительно. Мы его обследуем, пролечим.

Дальше Лунёва определят в интернат для престарелых и инвалидов.

Директор интерната Нина Никитина:

— При мне он был один раз. Я работаю с 2017 года. Он выписался около 2,5 лет назад по собственному желанию. Говорил, что познакомился с другом, и будет с ним жить. «У вас даже выпить нельзя. Я хочу самостоятельно проживать со своим другом без помощи учреждения, я восстановился».

После того, как Лунёв пролежит в инфекционке, его отправят в интернат. Необязательно в балейский. Нина Андреевна говорит, что путёвки будет распределять министерство соцзащиты. Николай Петрович самостоятельно написал заявление о направлении в стационар общего типа.

Дарья:

— Он 1956 года, не сильно старый. Соседка рассказывала, что он поругался с сестрой после того, как ушёл самовольно из дома престарелых. Сестра психанула. Человек остался один. Нашёл маломальскую работу, насколько я знаю, какое-то время работал, будучи пенсионером. Потом дом сгорел его, он подселился к этому дедушке.

Дедушка был тоже любитель, выпивающий. Они стали злоупотреблять. Стали приходить компании. То есть вот этот процесс превращения из обычного дедушки в дедушку асоциального типа неизбежно привёл к этому. [Когда] начинаем ходить по службам, [они говорят]: «Будем мы ещё алкашей ваших собирать». Понимаете? Если человек пьющий, на нём ставят крест.

Дом

Балей — город, который практически стоит на золоте. В «Википедии» написано, что слово «балей» означает «святое место». По обеим сторонам трассы на въезде в город видны кольца карьеров. На улицах много заброшенных домов.

Дом, в котором нашли Лунёва — неприметная хибара. Когда волонтёры искали избу, они проехали мимо неё несколько раз.

Соседка с ними встречаться не стала. Она говорила только с Дашей, и сказала, что не хочет привлекать к себе внимание. Добровольцы не знают, в каком доме она точно живёт. Недалеко от заброшки много воды. Ребята думают, что это, возможно, отстойник с карьера.

Таня просит:

— Наденьте маску, там сильный запах.

Рядом с кроватью, на которой лежал Лунёв, есть две дырки в полу. Одна побольше — это туалет.

В доме мало света, вместо стёкол на окнах плёнка, её с внешней стороны аккуратно прикрепили на кнопки. Внутри много мусора. Если приглядеться, можно увидеть, например, банку от консервированных персиков, оболочки от колбасы. Рядом с кроватью осталось крашеное в розовый цвет пасхальное яичко.

Заброшенный дом не пустует, на стуле у койки лежат свежие булочки в пакете. Кто-то продолжает сюда ходить.

Как здорово, что вы есть, нам никто не говорил

Дарья:

— Вы ещё понимаете, человек попил, погулял, естественно, контрафактный алкоголь, такие условия. Может быть, госпитализация его быстрее поставит на ноги. Будет чистота, еда, здоровый сон, режим, и человек адаптируется. Но проблема даже не в балейских ЦРБ или соцзащиты, это в целом проблема хвалёной борьбы за трезвость, адаптации людей асоциального образа жизни — её нет.

Никто этим не будет заниматься. Человек одинокий, ему жить негде, он встал-ушёл [из отделения «Милосердие»] — они такие: «Ну ладно, иди». Кто-то же должен отслеживать, какая-то служба сопровождения.

Таких служб нет. А в тех, что есть, волонтёров не очень любят, потому что они поднимают проблемы.

Дарья:

— Чего, чего, а как здорово, что вы есть, нам никто не говорил. Наоборот: «А-а-а, куда залезли». Если глубоко заняться этим направлением, мы таких бабушек и дедушек насобираем по городу очень много. Здесь ещё с руководителем соцобеспечения поговоришь — сокращение и их коснулось, соцработников, которые ходящие. Их очень мало.

У отряда, помимо Николая Петровича, на попечении есть 85-летняя бабушка Валентина Андреевна. Она живёт на Ушканке — этот район часто топит. На улице бабушка не была с 2014 года, ей сложно передвигаться. Внук живёт в Чите и бывает у неё редко, а племянник навещает и помогает по мелочи за плату. Она отказывается от переселения в дом престарелых, несмотря на уговоры внука и волонтёров.

Волонтёр Таня живёт с бабушкой ней на одной улице. Это она узнала об одинокой старушке первой. Когда они с отрядом пришли к ней впервые, то узнали, что та может не есть неделю. До приезда волонтёров она не мылась 3 месяца, потому что не могла дойти до бани. На ногах у Валентины Андреевны трофические язвы. И хотя условия её жизни чуть лучше, она так же, как и Николай Петрович, находилась в условиях антисанитарии. По дому ходят её собаки, там никто не убирался.

Медики научили бабушку правильно обрабатывать язвы на ногах, сделали капитальную уборку у неё дома, часто проведывают и сейчас ищут кого-то, кто будет за ней ухаживать за небольшую плату на регулярной основе.

Дарья:

— Соцработник придёт даже к бабушке, у той собака во дворе, и она уже имеет право не входить — опасность для жизни. Даже ребята, вызывали когда фельдшера с ЦРБ [к нашей подопечной], караулили собаку, потом врач уже пошёл. Вызовом участкового можно решить или наряда, они помогут проникнуть в помещение. Может, человек в беде?

— У меня не бывает шока от такого. Вы сейчас в центре, в самой благополучной части, если вы туда поедете, вы поймёте, что мы тут ничему не удивляется. Хочется, чтобы каждый человек сделал чуть больше, чем он делает в данный момент.

Почему не опираться на добровольческое движение? Мы сами с собой в своей каше варимся, а потом берёшь годовой отчёт [властей] — вот, мы сделали. Так мы сделали без вас, без вашего курирования, без вашей помощи, на своей собственной инициативе. Системности нет. Мы могли бы школьников взять, педагогический колледж, это было бы подспорье и ЦРБ, и соцзащите. Вот люди, которые помогут и бесплатно сделают часть вашей работы. Они едут и никого не просят.