Считать шаги в темноте

В 2012 году российские власти ратифицировали Конвенцию ООН о правах инвалидов. За год до этого была принята государственная программа «Доступная среда», рассчитанная на 10 лет. Так в нашей стране официально началось формирование инклюзивного (вовлечённого, - авт.) общества без препятствий для общения здоровых людей с инвалидами и маломобильными группами населения в виде отсутствия пандусов, низких бордюров, специальных дорожек с одной стороны и подготовленных специалистов для работы с ними в большинстве организаций с другой. Как сегодня живут активные инвалиды, пока создаётся эта среда – в материале ИА «Чита.Ру».

Сергей Пляскин, 36 лет

Серёжа родился на станции Дарасун, учился в 48-й школе, потом в сельскохозяйственном техникуме, который бросил, чтобы начать обучение на телемастера – «основное в жизни ремесло».

«Потом армия, работа в мастерской, проблемы со зрением и прощай. Как говорится, и лампочки сели», - под шум машин говорит он. Мы идём с Мостовой на Сувениры и дальше – к кинотеатру «Удокан». В этот вечер Серёжа пошёл «спасать мир» – чинить компьютер к знакомому в общаге, которые раньше строились для инвалидов. Теперь здесь, по его словам, и цыгане, и армяне.

«Слепота подкралась незаметно. Ну и всё – дальше больше. Врачи разводили руками – кто его знает, отчего и почему? Мне было 24 года, через полгода родилась дочь. Спасибо жене, она поддержала. Я тогда жил на Чите 1-й, у ДК «Железнодорожников». Максимум с матерью ходил до «Десятки»… Не спеши», - сжимает мне локоть чуть сильнее.

По дому он почти не передвигался, сам сделал палку наподобие белой трости, потом стал ходить к матери, и, наконец, в город. Однажды он зашёл в библиотеку для слабовидящих и незрячих. Там встретили приветливо, сказали вступать в местное отделение ВОС – Всероссийского общества слепых. Вступил из-за бюрократии – нужна была бумажка для трудоустройства. Начал обучаться работе на компьютере, который купил в кредит. В 2008 году работать в библиотеку пришла реабилитолог. По словам Сергея, она помогла не бояться машин и людей, «шастать по улицам».

«Мне не хватало человека, который бы объяснил, как и что нужно делать, вплоть до того, что шаги считать, чтобы ты мог идти, не заблудиться и слушать музыку, например. Мы составляли карты – как выглядят дороги, где они поворачивают. Я у неё учился с ещё одним парнем, но он один по городу до сих пор не передвигается. Я могу один по городу в течение дня ходить и всё успевать. Ориентируюсь и по шуму. Если что, ударил палкой по колесу – я иду! И так я начал ходить от Читы первой до ТРЗ туда-обратно – маршрут не из лёгких. С тех пор начал свободно перемещаться. Раньше ещё была проблема с маршрутками, ездили по определённым районам, теперь они везде ездят. Потом я устроился на работу в библиотеку», - вспоминает он.

Говорит, что после полной потери зрения пил около года.

«Я сидел и «на синей кочерге», когда ослеп у врачей на глазах. Молча дали выписку… Потом различные народные и ненародные средства, меня ещё ноги подводили. «Подлечился». До этого выпивал, как все – по праздникам. А после потери зрения думал, наплевать – день прожил и чёрт с ним. Мысли были бешеные, вплоть до суицида. Так, наверное, у каждого, кто получает такие подарки – раз, и ты обуза. Мне до сих пор обидно, что я не вижу своих детей. У меня их четверо – двое родных, двое – от первого брака жены, и ещё внучка. Мне родственники описывают, кто на кого похож», - рассказывает Сергей.

Пляскин с семьёй живёт в собственном доме с одной комнатой. Он мечтает о собаке – хочет взять хаски-поводыря, который приучен жить на улице в отличие от лабрадора-ретривера. Ему собака достанется бесплатно, но содержать её довольно дорого. Чтобы забрать обученного пса, надо ехать в Москву. Собака нужна Серёже для того, чтобы выйти из зоны комфорта и пробовать новые маршруты.

«На слух и раньше не жаловался, - отвечает он на вопрос об обострившихся чувствах после слепоты, - просто теперь стало больше опоры на него, другие чувства тоже стали ярче, память стала лучше, потому что приходится многое запоминать в темноте».

В библиотеке Сергей работает редактором сайта, оцифровывает аудио и видео, обучает людей работе на компьютере. Был год, когда в библиотеке сотрудникам оплачивали обучение, но средства закончились, и теперь он продолжает учиться сам. Он почти не пользуется шрифтом Брайля, изучал его совсем немного.

«Это надо знать – бывают моменты, что лучше записать. Но я стал практичнее, используя гаджеты. Я первый прокладывал к ним дорогу, чтобы понять, что доступно нам. Сейчас мне часто звонят, просят починить какую-то технику. У меня есть образование, я знаю, что такое резистор, транзистор – мне легко. Да и мне жить на что-то нужно», - поясняет Пляскин.

В 2008 году он сдал все документы на получение жилья, встал в очередь, нужно было ждать 3 года. Прошло время, и Сергей пришёл узнать номер очереди, но его документы потерялись. Заново он собирать не стал – у него дома прописан человек, которого сегодня сложно найти, без его паспорта заявку не оформишь. Но другой возможности приобрести жильё у Сергея нет.

Быт дома не подчиняется слепоте Пляскина – но какие-то вещи домочадцы не передвигают.

«Я ругаюсь, когда переставляют мои вещи. Зачастую спрашиваю: «Где кружка?» - отвечают: «Вот». Где вот? Я же слепой. Многие не могут свыкнуться с тем, что я не вижу. Для слепого важно иногда с точностью вплоть до сантиметра ставить что-то, чтобы не тратить время на поиски. У меня была операция на глаза, после появилась светочувствительность. Может, после второй смогу что-то увидеть. Но вообще, атрофия нерва – это приговор. Врач 15 лет назад говорил, что рано делать. Я слеп – и он говорил, что рано, рано. А потом ослеп, пришёл к нему, а он мне: «Теперь поздно». После этого 12 лет я к врачам не заходил, через медсестёр карточки передавал», - делится он.

Передвигаться по Чите ему удобно, потому что он привык. Но 27 июня, когда в городе шёл ливень, впервые испугался – до дома его вели прохожие. Дом затопило – воду откачивать никто не приезжал.

«Доступная среда… Где? Нас просто затопило, мы звонили МЧС, в администрацию города. Никто не приехал – сказали, давайте сами», - Пляскин возмущается, пока мы идём мимо кинотеатра «Центавр».

«Где-то светофоры пищат, где-то нет. Высокие бордюры, скользкая плитка… На улице Полины Осипенко вниз до Анохина я лбом всё время собираю ветки, смотри», - показывает на тонкие следы маленьких шрамов.

Зато в поликлинике хорошо – всегда проводят, подскажут, помогут. В Пенсионном фонде ни разу не был, но там, говорят, тоже стало лучше. Он достаёт телефон – старенький говорящий Nokia, больше таких не производят. Сейчас слепым дают "трубки из прошлого века" – Серёжа хочет себе смартфон на Android. Ещё надеется на вторую операцию, но шансов почти нет.

Евгений Лиханов, 39 лет

Женя родился в селе Харагун, какое-то время жил в Улётовском районе. В 1997 году он вернулся из армии домой, потом переехал в Баду, женился. В 2005-м поехал на заработки в Иркутск, на какие – не говорит. Там он потерял ноги, когда в лесу его бросили знакомые и пришлось выбираться самостоятельно.

«Я после ампутации был в больнице, и со мной в палате на вытяжке лежал парень – у него был перелом ноги. Он постоянно спрашивал родителей, когда они его навещали: «Как я буду ходить?» А они ему: «Вон, посмотри на него, – на меня, то есть, – у него ног вообще нет». А мне всё равно, я раз – и исчез по коридору носиться. И до него дошло тогда, но не сразу», - вспоминает Евгений.

Сейчас Женя живёт в атамановском доме-интернате для пожилых и инвалидов. Сюда он пришёл сам – увидел на банкомате объявление и решил переехать из приюта на КСК. В том приюте он работал в швейной мастерской, здесь он уже 2 года, осенью и до зимы трудится в овощехранилище – перебирает картошку, «без работы скучно».

«С женой я развёлся ещё до потери ног, она через полгода вышла замуж за офицера. Где сейчас, я даже не знаю. Родственники у меня есть. Но я им не нужен был, даже когда был с ногами. Как-то ещё в детстве с мачехой не сложилось, и я стал сам по себе. У меня много друзей было – сейчас все в городе, но мы не общаемся», - рассказывает он.

Утверждает, что постоянно на позитиве и отсутствие ног ему не мешает: «Я не ушёл в запой, мне это не грозит. Летом мотаюсь на рыбалку. Когда у меня прошла операция по ампутации, ко мне пришли хирург и психолог, а у меня полная комната девчонок. Наоборот, я тогда старался всем помогать. Кто-то попросит коляску подделать, кто-то ещё что-нибудь».

У Жени разные профессии: газоэлектросварщик, тракторист-машинист, плотник, сторож. Ещё он играет на гитаре и поёт. На коляске он спокойно передвигается по Атамановке, ездит в Читу, на Арахлей, на Никишиху рыбачить.

«Когда жил на КСК, ездил купаться на Кенон. По КСК было проще ездить, чем по Атамановке. Там есть пешеходные переходы, можно спокойно проезжать. В Атамановке с этим небольшая проблема, и бордюры приходится объезжать по трассе. Но я не обращаю внимания на неудобства», - делится он.

Он привык быть в Атамановке – у него знакомые по всему посёлку. Таксисты, рыбаки, продавцы в магазинах - все знают. Евгений отдаёт 75% своей пенсии в интернат, остальные копит на поездку в Крым. Он никогда не видел моря.

«До переезда сюда я намылился на Байкал. Сел в поезд, проводники мне помогли, на Байкале вышел – отдохнул 10 дней, обратно приехал. Там было прохладно, главное – я помыл там лицо и руки. Искупаться передумал. Купаться лучше ездить на Арахлей», - рассказывает, пока ищет на планшете запись концерта, чтобы показать мне, как он поёт.

Когда Женя потерял ноги и стал бывать на улице, то старался не обращать внимания на реакцию людей на себя. Было неудобно только, когда дети гуляли с мамами и тыкали в него пальцем, попадались и взрослые такие. Он говорит, что всё меняется, когда люди узнают человека на коляске – отсутствие ног или обездвиженных конечностей уже не замечаешь.

«Мне везде хорошо. Здесь многие жалуются на питание, работу персонала. Не знаю. Мне хватает пенсии, даже с учётом трат на лекарства. Я часто выезжаю покупать еду и лекарства постояльцам, привяжу себе пакеты на спинку – и вперёд», - мы нашли видео, где он выступает – на стенах актового зала блестит дождик, на потолке снежинки, инвалиды танцуют, Женя на коляске поёт, впервые под минус.

Когда-нибудь он наведается домой, а пока путешествует для себя. Невзирая на спокойное отношение к инвалидности и равнодушию к доступной среде, он всё же пытался бороться за пандусы.

«Да, есть какая-то система помощи, государство выделяет финансирование… Про это показывают по телевизору – там сделают, тут. Но по городу едешь – тишина полная. Я часто ругался с маленькими магазинами, писал в жалобные книги, чтобы установили пандусы. Они нужные не только инвалидам, но и мамам с колясками, которые вынуждены постоянно их поднимать», - рассуждает Женя, отмечая, что всё же что-то делается вокруг – Чита стала удобнее.

«Я бы хотел нормально проехать по площади Ленина, там сейчас высокие бордюры. Возле лавочки посидеть в теньке. И ещё власти района могли бы сделать какой-то автобус для инвалидов, в город, раза два в неделю. Хотя, я и так езжу – сложил коляску, запрыгнул – люди помогли, выпрыгнул, разобрал, поехал. Но это я, у меня есть руки, а кто-то так не может. Да и мне проблематично», - он разворачивается на коляске, чтобы показать мне надписи, которые клеит на спинку: «Не уверен – не обгоняй».

Пока мы разговариваем в палате, в неё заглядывают по очереди разные люди – всем нужен Лиханов. Помочь или просто поговорить.

«Но таких, как я, мало… Многие инвалиды ноют, особенно те, что долго здесь живут. При этом их даже на улицу не выгонишь! Человеку-инвалиду главное вовремя перестать себя жалеть – из жалости ничего хорошего не выйдет. «Как я буду?» - себя все спрашивают, а ты просто будь», - он уезжает по делам, а на спинке коляски красным мелькают «фары».